Всем хорошо известна одна удивительная черта, почти всегда сопровождающая развитие алкогольной зависимости: упорное отрицание своей беды. Отмечается она как при вопиющих проявлениях алкоголизма, так и в случаях, когда выраженных признаков зависимости ещё нет, но уже появились первые неприятности, связанные с употреблением алкоголя. Несмотря на своё повсеместное распространение и широкую известность, невзирая на явный иррациональный характер этого явления, хорошо известного как в народе, так и среди наркологов, именующих его анозогнозией, пока ещё не приходилось где-либо встречать его внятного объяснения. Так в чём же заключаются причины этого столь распространённого психологического феномена? Почему человек, совершенно нормальный во всех остальных отношениях, умеющий трезво оценить свои силы, распознать угрозу, предвидеть возникновение каких-либо трудностей, вдруг начисто лишается этих совершенно естественных и жизненно необходимых качеств, едва столкнувшись с алкоголем?
Чтобы разобраться в этом вопросе, посмотрим на положение алкоголя в иерархии ценностей нашего общества. С пелёнок мы усвоили, что употребление алкоголя является преимуществом взрослой полноценной жизни. Помните: детям спиртное нельзя, ты ещё мал, вот подрастёшь, станешь взрослым, — и тогда… тогда ты будешь иметь право культурно употреблять алкоголь. При этом очень мало кому из нас говорили о самой простой человеческой норме – трезвости, и от этого умолчания право на употребление алкоголя потихоньку превратилось в… обязанность! А как же иначе? Если тебе ничего не говорят о жизни без спиртного вообще, и вместо предложения трезвости ставят тебя перед выбором: или будешь пить культурно, или станешь алкоголиком, то отсюда сама собой вытекает твоя обязанность употреблять алкоголь! Естественная добродетель трезвости оказалась вытесненной алкогольной идеей*, не оставившей нам никакого иного выбора. Алкоголь стал мерилом достоинства, право на его употребление – доказательством свободы, а само употребление – признаком самостоятельности. Алкогольная идея незаметно вменила нам в обязанность нечто совершенно чудовищное, чему и слова-то нужного подобрать трудно. На наших с вами плечах оказалась обязанность потребления спирта, отказаться от несения которой можно лишь по состоянию здоровья, в рассматриваемом нами случае – из-за болезни алкоголизма, ведь алкоголику спиртного нельзя ни грамма. Такой отказ равносилен лишению основного права любого полноценного члена общества, ведь за него приходиться расплачиваться низведением своего достоинства до уровня ребёнка, потому что все мы с детства затвердили: признак взрослости – это употребление спиртного. Какой же взрослый пожелает отказаться от своих прав и свобод!? Более того: ребёнок надеется вырасти и обрести «право», на деле оборачивающееся обязанностью потребления алкоголя, здесь же ни малейшей надежды уже не остаётся, ведь ты уже взрослый, с обязанностью ты не справился, и все прекрасно знают, что алкоголизм неизлечим. А раз так, то у тебя отнимают бутылку и дают вместо неё соску… Устроит тебя такой расклад, дорогой читатель? Шутка? Но в каждой шутке есть лишь доля шутки… Аллен Карр в своей книге «Лёгкий способ бросить курить» ссылался именно на этот образ взрослого с соской, высмеивая тем самым идею потребления табака. Здесь же дело обстоит намного глубже и серьёзней, поскольку в навязанной нашему обществу иерархии ценностей алкоголь вознесен гораздо выше табака. Представьте себе застолье, где кому-то совершенно серьёзно и безо всяких шуток вместо стопки поднесли соску. Более жуткое унижение невозможно придумать! Однако именно такая «соска» и грозит любому, кто посмеет усомниться в алкогольной идее, сбросить с себя спиртную повинность. Здесь очень важно понять, что «соска» угрожает не только начавшим путаться в тенетах зависимости, но и всем нам без исключения, в том числе и тем, кто не имеет ни малейших признаков алкоголизма, но как и все, несёт возложенную алкогольной идеей обязанность потребления спиртного.
Желаете убедиться в наличии у вас спиртной повинности? Представьте себе, какой ответ вы дадите на вопрос о вашем отношении к алкоголю при устройстве на хорошую, высокооплачиваемую работу. Правильно, «немного, изредка, только по праздникам», то есть когда встаёт вопрос об источнике средств вашего существования, то наряду с прочими важными сторонами внимание обращается к ещё одной важной «ценности» — алкоголю. Написать же: «спиртному нет места в моей жизни» довольно-таки рискованно, ведь вы тем самым снимаете с себя всеобщую алкогольную повинность, что сразу вызывает в отношении вас тьму подозрений.
Вот эта самая обязанность потребления алкоголя и приводит к сильнейшему сопротивлению против отказа от него: раз употребление спиртного считается допустимым и возможным, раз у нас пили всегда во все времена, то чем я хуже? Стало быть, и я ничем не хуже других, и мне можно! Постой, постой…. а ты что, хочешь сказать, будто мои беды вызваны спиртным? То есть, выходит, что я не умею пить, поэтому мне нельзя… другим можно, а мне – нет? Значит я какой-то дефектный, так получается? Неполноценный, что ли? Слабее, хуже других? Ведь и сейчас все кругом пьют… а я что, не могу пить как все? Не могу себя контролировать? Ты к чему гнёшь – что мне лечиться надо!? То есть я – алкоголик, и мне нельзя ни грамма… Ни грамма! Ни грамма личного достоинства, самостоятельности, свободы, чести, наконец!!!
Вот примерно такой незаметный разговор идёт в глубинах души пьющего. Обычно подобные измышления проносятся молнией, и вонзаясь в подсознание, оставляют после себя лишь законченный результат в виде твёрдого как скала, и теперь уже отлично осознаваемого «нет!!!»
«Нет!!!» любым попыткам взять под сомнение мою способность к культурному, умеренному потреблению спиртного, «нет!!!» малейшему подозрению моей неспособности пить как все….. Об это самое «нет!!!», несокрушимым утёсом выступающим из глубин подсознания, вдребезги разбиваются любые попытки рассмотрения происходящего. Да какое там рассмотрение – тема возникших из-за спиртного бед оказывается настолько табуированной, что даже малейшие попытки размышлений наталкиваются на это самое «нет!!!»
Что же говорить тогда об окружающих и близких, пробующих заикнуться о беде страждущего, если он даже сам себе наотрез запрещает признавать оную? Все указания на происходящее с ним или попытки предложения помощи расцениваются им как покушение на его личную свободу и независимость, на его честь и достоинство, тем более что исходят они как правило со стороны носителей этой самой идеи культурного употребления. Выходит, что предлагающий помощь ставит себя выше, унижая зависимого. Кто ж на такое согласится, да ещё сегодня, в нынешний век с его целенаправленным воспитанием тщеславия, с гордыней, преподносимой в качестве высшей нравственной ценности? Конечно же, это сильно бьёт по самолюбию даже людей негордых и нетщеславных, отчего любой человек всеми силами стремится уверить себя и других, что он ничем не хуже и «пьёт как все».
В результате такой виртуозной вражеской обработки сознание пьющего становится неспособным к критическому осмыслению происходящего точно так же, как это было с индивидуальным и массовым сознанием в советские годы, когда сама мысль о несовершенстве марксистско-ленинской теории или несправедливости существующего советского строя была невозможной. Точно так же и сейчас почти невозможно помыслить о том, что деньги – это далеко не главная ценность в жизни, что миграция и расовое смешение являются величайшим злом, что человечество идёт путём не прогресса, а регресса, не к светлому будущему, а к бесславному и позорному концу. А попробуйте вы сейчас сказать слово правды на Украине! За отрицание насаждаемой там идеи нацизма вы можете поплатиться жизнью в прямом смысле этого слова… Если не принять неотложных защитных мер, то скоро и половые извращения, о мерзости которых язык даже не поворачивается говорить, станут предметом такого почитания, что вы не посмеете и помыслить что-либо против них.
Таково свойство идей порабощать сознание, причём идей, как мы теперь видим, любых, а не одной лишь алкогольной.
Сейчас, прочтя эти строки, кто-то почувствовал в своих душах смущение и замешательство, кто-то – возмущение и негодование, а кое-кто – и прилив ярости. Всё это вызвано несовместимостью приведённых высказываний с понятиями, укоренившимися в вашем сознании. А теперь представьте себе, что происходит в душе вовлекаемого в зависимость, когда ему заявляют нечто, коренным образом противоречащее его самооценке, его взглядам и понятиям. Ведь алкогольная идея ничем не слабее других внедряемых в общество идеологических установок. Более того: если означенные выше мысли об общественно-политической стороне бытия не всегда имеют прямую привязку к конкретной личности, то алкогольная идея связана с личностью её носителя самым непосредственным образом, почему и требует к себе такого же осторожного отношения, как, допустим, больной зуб.
Довершает дело чёткое понимание наличия алкогольной идеи (подчеркнём: не проблемы, а идеи) у предлагающего «полечиться». Да кто он таков?! Сам ведь не прочь поднять бокал! Сам считает: «по чуть-чуть иногда можно»! Выходит, что предлагающий «полечиться», разделяя вместе с зависимым алкогольную идею, отказывает последнему в праве на её воплощение… во истину, какой-то театр абсурда: это равносильно призыву ударно трудится на строительстве социализма с одновременным ограничением прав пользования результатами своего труда. Впрочем, теперь понятно, почему так легко развалился СССР…. Поэтому же столь легко разваливаются и попытки склонить пьющего к лечению.
Вот так идея потребления алкоголя умеет встать над действительностью, вот так она умеет заставить одного человека не видеть вопиющего, а другого уверить в его «законном» праве исповедовать лицемерную мораль, что вызывает хотя и неосознанное, но вполне обоснованное для такого случая возмущение. Вот так невидимый враг, оставаясь незамеченным, путём искусных манипуляций с естественными душевными силами умеет выгородить себя и свой интерес, заставляя носителя всеми силами защищать губящую его же идею, сопротивляться любым попыткам оказания помощи.
Подобия процессов, происходящих в глубинах индивидуального сознания, обнаруживаются не только при сравнении с процессами идеологической обработки сознания массового. Ещё более показательными могут быть примеры из жизни насекомых:
Новорождённая личинка осы заставляет гусеницу, из тела которой она только что «вылупилась», охранять себя
О странном поведении животных, атакованных паразитами или просто обманутых, известно много необычных фактов. В очень многих случаях биологи до сих пор не смогли выяснить, каким образом паразит влияет на своего хозяина. Самка осы отыскивает гусеницу пяденицы Thyrinteina leucocerae и откладывает непосредственно в тело ничего не подозревающей жертвы около 80 яиц. Личинки насекомого развиваются внутри хозяина, питаясь жидкостью, циркулирующей в его теле. Затем они прогрызают себе выход наружу, закрепляются на близлежащей ветке или листе и создают вокруг себя кокон. И тут начинается самое интересное.
Всё ещё живая гусеница ведёт себя так, будто личинки до сих пор контролируют её поведение. Вместо того чтобы продолжить своё мирное существование (пойти поесть, например), пяденица остаётся на месте и выгибается дугой над коконом, охраняя его от посягательств со стороны. Фактически гусеница-зомби остаётся живой в течение всей стадии окукливания ос. Почти одновременно с «вылуплением» взрослых насекомых особь Thyrinteina leucocerae погибает.
Чтобы подтвердить гипотезу о манипулировании гусениц осами, энтомологи провели в лабораторных условиях следующий эксперимент. Учёные позволили осам заразить гусениц личинками. Затем, когда «новорождённые» вышли из тел пядениц и сформировали коконы, они отделили часть гусениц и заменили их здоровыми. А чтобы те не «сбежали», их закрепили на стебле гусеничным клеем. Затем «на сцене» появлялся клоп щитник, который в дикой природе охотится на коконы ос. Оказалось, что 17 из 19 заражённых пядениц при появлении клопа начинали трясти головой во все стороны и, в конце концов, стряхивали хищника с ветки или обращали его в бегство. В то же время незаражённые особи не замечали щитника, даже если он забирался на них самих.
Говорят, ещё Дарвин считал, что существование таких паразитов, как Glyptapanteles, противоречит одному из центральных постулатов естественной теологии, рассматривающей изучение природы как путь к демонстрации благонамеренности Бога. Он не мог убедить себя в том, что Бог мог создать насекомых, которые питаются телами живых гусениц.
Пяденица ведёт себя как мать или наёмный охранник, трудно поверить, что, выполнив «свою» миссию, она погибает (кадры UvA и Universidade Federal de Viçosa). http://www.membrana.ru/articles/global/2008/06/05/211200.html
Видимо, столь ужасные примеры из жизни мелких бессловесных тварей даны нам для понимания процессов, происходящих в иных сферах бытия. В данном случае, поведение гусеницы сильно напоминает поведение алкозависимого, вынужденного не только жертвовать своей жизнью ради подселённого к нему нематериального паразита, но и всячески этого паразита охранять. Разубедить такого человека невозможно, даже указывая ему на вопиющие факты случившихся с ним самим несчастий. Налицо само по себе удивительное явление овладения и порабощения личности пороком. С духовной точки зрения оно досконально рассмотрено в православном святоотеческом учении. Святые объясняют такое искажение сознания разрушительным воздействием греха на личность, подчинением и овладением духовным паразитом воли жертвы. После этого личность жертвы сама становится орудием, пребывая при этом в иллюзии сохранения полной своей свободы, в том числе свободы желаний, то есть воли. Помните: «да какой я зависимый? Хочу – пью, не хочу – не пью». Между тем, такое восклицание служит как нельзя более ярким признаком зависимости, потому что свободный человек не испытывает желания принять дозу этанола, свободному чуждо хотение спиртного.
Что же говорить о тех, кто пока не нажил себе видимых внешних бед? Они ещё более твёрдо защищают гнездящуюся в их сознании алкогольную идею. Попробуйте предложить вашим знакомым (не алкоголикам) провести пикник с шашлыками, но без спиртного. Вас, мягко говоря, не поймут. Будете объяснять вред малых доз, попытаетесь рассказать о том, что грандиозный пожар начинается с маленькой искры, — на вас обидятся: за кого ты нас принимаешь, мы что – алкаши? Пить не умеем? Мы что, какие-то неразумные, неполноценные, больные?
Чувствуете, откуда дует ветер? Подчеркнём ещё раз: в данном случае речь идёт о вполне благополучных соотечественниках, не имеющих ни малейших внешних признаков зависимости от алкоголя. Тем не менее, здесь звучит по сути то же самое оправдание алкогольной идеи, та же самая защита взваленной на плечи обязанности потребления спиртного, работает та же самая искажённая шкала ценностей в которой алкоголь, стоя на недосягаемой высоте, служит мерилом человеческого достоинства.
Можно провести и более понятное для наших современников подобие с компьютером, в частности, с компьютерными программами, в том числе вирусными паразитами. Попав на жёсткий диск персонального компьютера вирус или какая-либо иная программа, даже полезная, может без каких-либо последствий находиться на нём годы… Чтобы программа начала работать, необходима её инсталляция. Это своего рода вживание программной сущности в операционную систему и, собственно, «железо» персонального компьютера. После инсталляции чуждая до того программа становится составной частью программного обеспечения данного компьютера. И если ей предоставляется возможность активироваться для выполнения её задачи, то она начинает, как в своей вотчине, распоряжаться всем и вся в этом ПК. Что-то подобное происходит и с человеком, когда он позволяет духовному паразиту, имеющему свою гибельную для человека задачу, инсталлироваться в своём сознании. После вживания эта человеконенавистническая задача паразита становится неосознаваемой личной задачей жертвы, целью этой изменившейся личности. Теперь враг возбуждает в людях ложное чувство задетого самолюбия, что побуждает их яростно «защищаться», не подозревая, что защищают они не чувство собственного достоинства, а работающего против них же невидимого врага. И лишь на поздних сроках иногда приходит горькое понимание действительности. Надо отметить, что, к счастью, не всегда гипноз паразита достигает своей цели: умный здравомыслящий человек с сохранившимся рассудком всё же подозревает неладное намного раньше падения на самое дно жизни, и обеспокоенный, пытается что-то предпринимать, или хотя бы задуматься над происходящим.
Мы вообще склонны хорошо видеть соринку в чужом глазу, не замечая при этом бревна в своём, и об этой греховной черте человеческого естества нам повествует из глубин тысячелетий Святое Евангелие. Трудность увидеть свои грехи, неспособность посмотреть на себя со стороны, по достоинству оценить свои мысли, желания, свои поступки и их последствия, — эта духовная слепота играет важную роль и в развитии анозогнозии, при которой гибнущий не видит своего положения и не понимает необходимости принимать срочные меры.
Развитию анозогнозии способствуют и другие всеобщие личностные черты, не имеющие никакой связи с алкогольной идеей, но проистекающие от нашего исходного несовершенства.
Например, нам не верится в то, что мы допустили в чём-то грубую ошибку, просчитались. В подобных случаях мы склонны или вовсе отрицать, или приуменьшать случившееся по нашей вине. Эта черта очень хорошо известна работникам правоохранительных органов. При предъявлении нам обвинений со стороны гаишников, в судебных решениях, в иных случаях привлечения к ответственности, нам кажется, будто мы ничего серьёзного не совершили, к нам незаслуженно придираются и неверно оценивают наши действия. В случае с алкоголем этот механизм самооправдания срабатывает в полную силу, заставляя недооценивать происходящее: «до алкоголизма дело у меня ещё не дошло, его признаки на самом деле говорят о другом» и т.д.
Другая наша странная и весьма неприятная черта – беспечность. Русские в силу своей природы очень беспечны: по словам кого-то из классиков, «начни на одном конце деревни вешать и рубить головы, то на другом конце деревни будут продолжать веселиться: мол, до нас ещё не скоро дойдёт.» Это же свойство по-видимому проявляется и в случае с алкогольной анозогнозией: человек не прислушивается к известным ему примерам гибели других от алкоголя: меня мол, это не коснётся, а если и коснётся, то не скоро…
— Испытывал ли ты опасения за свою судьбу в те годы, когда тебя душил Зелёный Змий?
— Нет, я не беспокоился за свою судьбу.
Здесь дало себя знать ещё одно удивительное всеобщее свойство, природа которого до сих пор остаётся неясной: нам почему-то всегда кажется, будто всё плохое случается с кем-то другим, а меня лично беда всегда обойдёт стороной. Видимо поэтому в те несчастные мгновения, когда с нами случается что-то ужасное, возникает ощущение, будто это какой-то страшный сон. Мы не можем поверить в случившееся….
— Бывало ли с тобой что-нибудь подобное?
— Если честно, то – да, бывало…
В случае с алкоголем эта удивительная черта успешно используется зависимостью против нас самих: вместо того, чтобы признать у себя наличие страшного явления, большинство пускается на поиск всевозможных оправданий, и будучи не в состоянии посмотреть правде в глаза и признать очевидное, обманывает себя, тем самым создавая все условия для дальнейшего развития гиблого явления – ведь оно развивается тем быстрее, чем лучше скрыто от тебя самого и от других.
Скрытность вообще много чему способствует. Если взять совершенно иную плоскость бытия, то и там можно заметить нечто похожее: к примеру, под корой срубленного дерева заводится всевозможная гниль, плесень, грибы, вредители, поэтому при заготовке древесины положено как можно скорее содрать кору с поваленных стволов. Тогда дерево высыхает, и при благоприятных условиях может служить едва ли не вечно, потому что после удаления коры оно делается устойчивым к вредителям и паразитам. В случае с алкоголем такой «корой» служит нежелание и неспособность заняться самим собой, влекущее отрицание беды.
Итак, явление анозогнозии проистекает от алкогольной идеи и порождённой ею обязанности употребления алкоголя. Важно отметить распространённость этого явления на самые широкие слои нашего современного общества, чему способствует навязанная искажённая система ценностей и понятий об окружающем мире, о роли и месте алкоголя в нём. Пьющие культурно и умеренно защищают обязанность употребления алкоголя порой ещё более яростно, чем попавшие в зависимость от него. Упорное отрицание беды последними является результатом сложной работы механизмов самозащиты зависимости. По сути дела, анозогнозия представляет собой неверную защитную реакцию, направленную вроде бы на защиту личной свободы, на деле же выгораживающую алкогольную идею. Лишь после освобождения из алкогольного рабства становится понятно, что на самом деле алкогольная и другие наркотические идеи похищают свободу и независимость, делая это под покровом анозогнозии.
Нет ничего более ужасного и унизительного, чем вынашивание враждебных мыслей и идей, чем покорное следование чужеродной, злой воле. Самостоятельное разоблачение её на примере алкогольной идеи требует огромной силы духа, сопоставимой с силой преодоления страха смерти.
У нас с тобой, соратник, такая сила есть!